Е.В. Новомодный

Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И.Гродекова

 

Пятилетнее путешествие Л. Грезера и его значение для исследования

 

 чешуекрылых (Lepidoptera, Insecta) Дальнего Востока

 

 

               Изучение насекомых российских окраин - Восточной Сибири и Дальнего Востока, и в том числе чешуекрылых (т.е. бабочек), совсем не случайно началось с пионерных экспедиционных сборов русских ученых немецкого происхождения: И.Ф. Эшшольца, К.Г. Мертенса, А.Ф. Миддендорфа, Ю.П. Штубендорфа, К. фон Дитмара, Л.И. Шренка, Г.И. Радде, Р.К. Маака (Куренцов, 1974, Лелей, 1992). Это было во времена бурного развития систематического направления в энтомологии, а Германия, особенно в области раздела о бабочках - лепидоптерологии, являлась ее центром (Некрутенко, 1990). Коллекционирование легкокрылых созданий было в Европе довольно модным, относительно доступным и демократичным занятием в среде состоятельных людей. По соображениям безопасности европейцы могли свободно и без риска для жизни исследовать богатую и экзотичную маньчжурскую фауну лишь на территории Российской Империи. Это был один из тех счастливых случаев, когда коммерция и наука, к обоюдной выгоде, шли рядом. Поэтому подработкой на сборе природного материала здесь занялись как местные собиратели-естественники, вроде М.И. Янковского и Б.И. Дыбовского, так и иностранные коллекторы - профессионалы, таким способом добывавшие себе  средства к существованию. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, хорошо заметно, что это совмещение занятий было широко распространено в среде немецких купцов из прибалтийских вольных торговых городов. Видимо, многие из них свои поездки скрашивали сборами естественно- исторических материалов. Так, например, очень характерный восточно-азиатский род ранневесенних парусников- людорфий назван в честь Фридриха Эвальда Августа Людорфа [F.E.A. Luehdorf], одного из иностранных купцов первой гильдии в 1859-1869 гг. в Николаевске- на -Амуре (Троицкая, 1999), однако, вовсе не проживавшего в г. Владивостоке, как это ему приписывается в энтомологической литературе (Куренцов, 1974),. Мир тесен, и стоит ли удивляться тому, что этого купца к русской награде за успешную основную деятельность представлял военный губернатор Приморской области И.Х. Фуругельм [J.H. Furuhjelm], сам известный поставщик энтомологических коллекций (Лелей, 1992)! Интересно, что эти обстоятельства не умалчивались даже в советский период: "в дореволюционное время частные предприниматели вели торговлю дальневосточными насекомыми, продавая их коллекционерам всего мира" (Ливеровский, Колесников, 1949). “Их сборы бабочек и птиц находили живой спрос у быстро растущих музеев Европы, являлись материалом для научной работы богатых любителей и ученых. Работой всех этих лиц фауна Уссурийского края была выяснена процентов на 80 своего состава” (Шульпин, 1936).

                Среди них особое место занимают работы Л. Грезера, субсидированные гамбургским предпринимателем В. Дикманом. По оценке одних - “довольно большие” (Куренцов, 1939), по мнению других - “исторические и фундаментальные” (Мольтрехт, 1929). Последний автор вообще считал его “главным исследователем амурской фауны чешуекрылых прошлого [19-го] столетия”. А по моему мнению, на Дальнем Востоке России стационарных работ такого размаха, объема и целенаправленности никогда больше не проводилось. По их результатам Л. Грезером была подготовлена и опубликована состоящая из нескольких выпусков весьма детализированная  сводка в 270 страниц (Graeser, 1888-1892). В числе ее достоинств энтомологи отмечают прежде всего то, что “в ней уделяется большое внимание распространению, численности и условиям обитания всех наблюдаемых автором в природе видов. Многие изучены во всех стадиях развития, подробно описаны морфология и развитие их гусениц” (Куренцов, 1974). Для нас, людей ХХI века, эти свидетельства особенно важны, так как их автор застал еще малоизмененные человеческой деятельностью природные сообщества.  “Уссурийская энтомофауна импонирует своим богатством... благодаря тому, что русские пионеры культуры застали... ещё девственную тайгу, и что немецкие исследователи, как консерватор Гамбургского музея К. Грезер, усердно занялись изучением чешуекрылых” (Мольтрехт, 1923). До сих пор этот труд является ценнейшим  источником сведений о бабочках юга Дальнего Востока, активно цитируется даже в новейших изданиях (Коршунов, 1995, 2000).

               К сожалению, опубликованный на немодном нынче немецком языке, он используется сейчас лишь в качестве справочника, выборочно, к тому же является большой библиографической редкостью, поэтому жизненные подробности вояжа, секреты чрезвычайно успешной работы, общие наблюдения и выводы Л. Грезера о дальневосточной природе у нас практически не известны. Исходя из этого, мы решили опубликовать перевод общей части - 29 с., содержащей эти сведения. До настоящего времени в русскоязычной дальневосточной литературе  тема путешествий за насекомыми нашла отражение  лишь в научно-художественных книгах А.И. Куренцова и Ю.С. Аракчеева (Куренцов, 1973; Аракчеев, 1985 ). Тем более интересно взглянуть на наш край глазами европейского энтомолога позапрошлого века. Квалифицированный перевод с копии, имеющей к сожалению невысокое качество, был по нашей просьбе выполнен заведующей отделом экскурсионной работы и музейного туризма ХККМ А.Н. Гордеевой, за что мы ей весьма признательны. Я провел общее редактирование и набор текста, а также ввел свои примечания. К научным названиям насекомых мною добавлены их русские эквиваленты, а у растений они полностью ими заменены.

               Однако, сперва о том, что известно о самом авторе и его окружении. Данные, которыми мы располагаем, собраны в течение многих лет буквально по крупицам, но их все еще очень мало. Известно, что Людвиг Карл Фридрих Грезер [Ludwig Carl Friеdrich Graeser] родился в Дрездене 2 декабря 1840 г., а умер 12 сентября 1913 г. в Гамбурге (Gaedike, 2001). По какой-то причине сам он предпочитал подписываться именем Луи [Louis] (Graeser, 1888-1892). Но дальневосточный лепидоптеролог, директор музея Общества изучения Амурского края (ОИАК), глазной врач Арнольд Карлович Мольтрехт из Владивостока, видимо, в свое время познакомившийся с ним лично, в своих статьях называет его чаще Куртом [Kurt], чем Луи (Мольтрехт, 1923, 1929). Согласно надписи на титульном листе находящейся у нас копии работы Грезера, оригинал был получен библиотекой ОИАК  27 июня 1910 г. Он состоит из переплетенных в один блок  пяти тетрадей отдельных оттисков из  Берлинского энтомологического журнала. Отдельные оттиски, как правило, предоставляются редакциями научных периодических изданий авторам для распространения. Поэтому есть все основания считать, что они поступили от самого Грезера, и, что вероятнее всего, через доктора А. Мольтрехта.

               По профессии, согласно данным немецкого энтомолога и историка доктора Р. Гедике (Gaedike, 2001), он был переплетчиком, однако, Мольтрехт называл его консерватором Гамбургского естественно-исторического музея (Мольтрехт, 1923, 1929). Скорее всего, действительно, именно так и сложился его жизненный путь. Грезер описал в своей работе много новых видов, а двадцать пять из них назвал в честь близких ему по духу людей, очертив, тем самым, свой круг научного общения. Наставником в энтомологии и другом юности он называет аптекаря из городка Морицбурга близ Дрездена Т. Хеденуса [Theodor Hedenus]. Указаны “энтомологические друзья” - коллекционеры из прибалтийских городов:  Р. Танкрe [Rudolf Tancre`] из Анклама, Г. Креффт [Gustav Kraefft], Ф. Дёррис [Fritz Doerries], К. Хёге [Karl Hoege], К. Бурместер [Karl E. Burmester], Г. Хельссен [Gustav Haelssen], А. Заубер [Amandus Sauber] из Гамбурга. Не забыты и ученые, крупные энтомологи-профессионалы,  у которых ему довелось консультироваться при определении собранного материала. Это сотрудники энтомологического кабинета Великого князя Н.М. Романова: консерватор-хранитель коллекции Г.Ф. Христоф [Hugo Theodor Christoph], совместно с известными коллекторами, братьями Рюкбайл [Ruckbeil] работавший в 1876 г. в Приамурье и Приморье (Куренцов, 1974) и К.А. Фиксен [Karl Fixsen] из Санкт-Петербурга; берлинцы Э.Г. Хонрат [Eduard G. Honrath], Х. Девиц [Hermann Dewitz], куратор энтомологического отдела Берлинского музея натуральной истории Ф. Карш [Ferdinand Karsch] и А. Рогенхофер [Aloys Rogenhofer] из Вены.

               Несколько удивляет отсутствие в этом списке его земляка О. Штаудингера [Otto Staudinger], основавшего в 1858 году крупнейшую в Европе фирму, находившуюся в Блазевице близ Дрездена, и торговавшую насекомыми. Штаудингер имел наиболее полную коллекцию бабочек Палеарктики и был в них тогда крупнейшим специалистом (Некрутенко, 1990; Ламперт, 1913; Horn, W., Kahle, I.., Friese, G., Gaedike, R., 1990). В своём труде Грезер упоминает только его печатные работы, а это значит, что он не консультировался со Штаудингером. Скорее всего, виной тому была конкуренция между фирмами, делающими бизнес на насекомых.

               Особенно тепло Л. Грезер отзывается о Фердинанде Циммермане [Ferdinand Zimmermann], директоре Восточно-Сибирской почтово-телеграфной  конторы из г. Благовещенска, “который проявил живой интерес к нашей науке” (Graeser, 1888). Почти все сборы из этого места Грезер получил именно благодаря его старательности и упорству. Циммерман предоставил в его распоряжение также материал из долины р. Уссури. Весьма вероятно, что к коллекционированию его пристрастили останавливавшиеся и работавшие в Благовещенске ещё в 1876 г. Г. Христоф и в 1877 г. любитель бабочек, майор русской армии В. Хедеман [Wilhelm von Hedemann] (Куренцов, 1974). (Последний также, как и Грезер, назвал один из новых видов в честь Циммермана.) Нет сомнения, что с ним также дружил организатор поездки Грезера на Дальний Восток В. Дикман. Этот факт подтверждает почтовая карточка с изображением Главной почтовой конторы в Благовещенске, выпущенная фирмой "H.W. Dieckmann" из Гамбурга[1].

С Благовещенском связано и ещё одно происшествие, о котором ничего не удалось найти в энтомологической литературе. Благодаря С.В. Гончаровой (ХККМ) мне стало известно, что в книге Д. Стефана есть леденящая душу энтомолога фраза о том, что после нападения тигра "только пуговицы и сачок - все что осталось от несчастного немецкого лепидоптеролога в 1914 году" (Stephan, 1994). С помощью М.М. Меклиной (Сан-Франциско, США), за что я ей весьма признателен, удалось добраться до первоисточника информации. Американская журналистка Мэри Гаунт (Gaunt, 1918), в своих воспоминаниях о путешествии по Амуру пишет: "There  was a German professor in Blagoveschensk a year or two ago who had gone out butterfly-hunting, which one would think was a harmless and safe enough pastime to satisfy even a conscientious objector, and a tiger had got on his tracks and eaten him incontinently. They found only his butterfly net and the buttons of his coat when they went in search of him". То есть: "В Благовещенске был один немецкий профессор год или два назад, который отправился собирать бабочек, (занятие достаточно безобидное и безопасное даже для самого неискушенного исследователя), тигр пошел по следу и съел его без остатка. Отправившись на его поиски, нашли лишь сачок и пуговицы от костюма". (Перевод М.М. Меклиной.) Действительно ли такое имело место в жизни? Кто это был? Может быть, кто-то из коллег поможет раскрыть эту тайну?

               Конечно, своим успехом Грезер в немалой степени обязан купцу из Гамбурга Вильгельму Дикману - младшему [Dieckmann, H. Wilhelm jun.],  большому любителю и коллекционеру бабочек. Их имена в истории этой эпопеи по справедливости должны стоять рядом. Вместо предварительно оговоренных трех лет, экспедиция продолжалась почти пять. Дикман потратил немалые средства на ее организацию, хотя стационарные работы, безусловно, относительно более дёшевы. Для сравнения: упомянутый ранее Н.М. Романов в 1884 г. выделил Г.Е. Грумм-Гржимайло для годичной поездки в Среднюю Азию 4 тысячи рублей (Грумм-Гржимайло, 1947). Какая часть собранного по договору отходила в распоряжение Дикмана, точно не известно, скорее всего, основная.  Но и другая часть была немалой, если на протяжении стольких лет, а именно, с 1886 по 1895 гг., Грезер "торговал сборами из Восточной Сибири"[2] (Gaedike, 2001). Вопреки мнению А.И. Куренцова (Куренцов, 1974),  Дикман приехал на Дальний Восток не в 1877 г. и в Благовещенске постоянно не жил, а вел подобающий купцу очень подвижный, разъездной образ жизни. Зимой 1863/1864 года он впервые проехал через Россию вместе с земляком, двадцатисемилетним купцом Густавом Кунстом сперва поездом от Москвы до Нижнего Новгорода, потом в санях до Иркутска, а весной - пароходом - вниз по Амуру. (Да-да, тем самым Кунстом, который вскоре стал одним из совладельцев известнейшего на Дальнем Востоке торгового дома "Кунст и Альберс", чьи великолепные здания до сих пор украшают главные дальневосточные города!) “До Николаевска спутники добрались лишь летом 1864 г. Оттуда до Шанхая Кунст ехал пароходом уже один, так как Дикманн остался в Николаевске, где решил основать свое дело” (Deeg, 1996).[3] Оптовые торговцы по роду занятия  интернационалы. Скорее всего по этой причине, не снизойдя до уточнений, первый исследователь приамурских лесов А.Ф. Будищев, видевший там его лесозаготовки и пристань, назвал Дикмана  американским купцом (Будищев, 1898). Впоследствии Дикман, кроме торговли, занимался и многими другими прибыльными делами, в том числе  золотодобычей. Но можно не сомневаться в том, что где бы не находился он по служебным делам, при первой возможности брал в руки энтомологический сачок. Скорее всего очень активная жизнь подорвала здоровье, потому что смерть наступила ноябре 1898 г. в Германии, в городе Гримма [Grimma], находящемся под Лейпцигом (Gaedike, 2001). По моим расчетам, ему было только около шестидесяти лет.  

Дальнейшая судьба коллекций Дикмана и Грезера сложилась благополучно, они влились в более крупные собрания государственных учреждений. Первая при посредничестве немецкого торговца насекомыми М. Бартеля [Max Bartel] была приобретена в 1910 г. Зоологическим музеем РАН в г. Санкт-Петербурге, где и находится сейчас в составе общего собрания чешуекрылых. Почти вся вторая поступила в 1914 г. непосредственно в Зоологический музей г. Гамбурга, и лишь его пяденицы, пробыв некоторый срок в коллекции А. Заубера, спустя какое-то время тоже оказались там (Gaedike, 2001).

Я уверен, что были у них и платные сборщики из местных жителей, причём из казаков. Например, в 1891 г. Дикман привез сборы бабочек из станицы Козловки на Уссури. Но ведь это же родина потомственного уссурийского казака П.Т. Быкова! Он был заядлым охотником и рыболовом, любознательным натуралистом по духу, а впоследствии - учителем, экономом Хабаровского графа Муравьева-Амурского кадетского корпуса, первым таксидермистом Гродековского музея, поставлявшим коллекции насекомых - жуков и бабочек - для Академии наук в Санкт -Петербург и Хабаровский музей (Новомодный, 1999). По данным Т.В. Мельниковой (ХККМ) в Козловке он провел "безвыездно" 25 лет, с 1866 по 1891 гг. Его старшая дочь написала в воспоминаниях, что "отец ловил, умерщвлял и специально заготовлял целые коллекции редких сибирских бабочек, (особенно ночных), по заказу какого-то специального общества в Голландии" (Мельникова, 2001).

Целый ряд дальневосточных бабочек названы в честь друга Л. Грезера Рудольфа Танкрэ из Анклама, нескольких он описал сам. Однако о том, что Танкрэ много лет собирал здесь бабочек, разъезжая по делам своей торговой фирмы, не известно даже многим лепидоптерологам. Вышеупомянутые спутники Х. Христофа в дальневосточном путешествии 1876 г. Рюкбайлы  работали на  торговую фирму  Танкре (Коршунов, 2000). Они доставляли "шкурки птиц, их яйца, мелких грызунов, а из насекомых - бабочек и жуков" (Грумм-Гржимайло, 1947). В 1892 г. Грезер пишет, что получил от Танкре объемные посылки с Амура, в качестве мест сбора названы Раддевка, Помпеевка, Сидеми (Graeser, 1892). В делах Приамурского отдела Императорского Русского географического общества мне встретилась прелюбопытная бумага, позволившая установить ещё одно действующее лицо в истории региональной энтомологии. Она написана малограмотным человеком, но я не стал ничего менять: простим простому казаку этот небольшой недостаток.

“Въ Музею Въ Городъ Хабаровскъ. Его Высоко=Превосходительству.

Яосмеливаюсь спросить Вашего Высоко Превосходительство, что не будитъ ли нужнымъ для Вашей Музеи колекцй насекомыхъ а Имено Бабочекъ разнаго рода деныхъ и ночныхъ Амурскихъ видовъ Хинганскаго Хрепта, а также жуковъ такъ что у меня находится 400 екземпляровъ бабочек и 300 жуковъ. остаткомъ отъ прошлаго года  Приготовлялись для Германй Господ... Рудольфъ Танкръ, а послучiю того, что мною въ 10 летъ Представлено большую Масу почему и не последовали бабочки находятся не расправлены а в канвертахъ также и жуки и покорнищiе прошу Ваше=Высоко Превосходительство увъдомить меня. и какiя можите дать Цены по достоинству если будитъ потребны въ порядочныме количествъ то могу загото... свъжих и Былъбы расщетъ охотится начто ожидаю вашего Свъдинiя Высоко превосходительство.

Сомногимъ уважениемъ Покорныи Вамъ Слуга Казакъ Алексъй Степановъ Кобызовъ. Раддевскаго Округа Ста... Радде. 1901 года. Июня. 6 го ”. [4]

Неизвестно, последовал ли ответ. Эта фамилия не значится в реестре людей, доставлявших коллекции. Скорее всего, с “развращенным” оплатой сборщиком даже не захотели разговаривать. Музей создавался и пополнялся исключительно за счет пожертвований. Но из документа видно, что А.С. Кобызов десять лет в большом количестве собирал насекомых для Р. Танкрэ, а в 1900 г. купец не появился: возможно, свернул дела на Дальнем Востоке.

По характеру работ Л. Грезера можно утверждать, что он был весьма искушенным человеком в содержании, или, точнее, как это занятие принято называть в энтомологии, "воспитании" гусениц. Приемы и методы его им были восприняты, видимо, еще от его учителя. Кроме того, к этому делу он относился профессионально, со всей отдачей, как к серьезной работе. Замечу, что в обыденном сознании большинства людей это занятие расценивается как, мягко говоря, несерьезное. Оцените его исключительное усердие и самоотверженность, ведь ему приходилось одновременно заниматься сразу всем: дневным и ночным ловом бабочек, сбором гусениц, выведением их из яиц и воспитанием в садках до взрослого состояния (и это многих десятков и сотен особей десятков видов!), добыванием и препарированием птиц. Даже учитывая вклад помощников, все равно этот перечень впечатляет.

Очень современно звучат его заметки о наших краях. Ему довелось побывать и охватить исследованиями основные физико-географические "разности", так как он сознательно работал на ключевых, характерных участках Верхнего, Среднего и Нижнего Амура, а также на южно-приморском побережье. Очень верно были подмечены им дальневосточные экологические проблемы: экстремальность климата, когда повторяемость неблагоприятных с хозяйственной и биологической точек зрения летних сезонов гораздо выше, чем благоприятных (поэтому энтомологу за короткое время наблюдений и сборов многое просто невозможно повторить или уточнить, на это уходят годы и годы); массовая зараженность гусениц паразитами (во многом делающие напрасным воспитание гусениц); тучи гнуса, доводящие до безумия. Грезер в ужасе от бесконечных лесных пожаров и бессистемных рубок. В Северной Европе, при регулярности осадков, пожар это уникальное явление. На Дальнем Востоке в муссонном климате пожары повторяются регулярно. Рубка леса.  Это же так естественно с точки зрения человеческих потребностей, и только европеец смог разглядеть всю ее пагубность! А бесхозяйственность? Оказывается, между прочим, что запоздалый северный завоз на последнем судне, тоже был заведен не в наши дни. Как и, впрочем, потеря с таким трудом заготовленного сена, дров и даже целых населенных пунктов во время наводнений. Как отношение таможни к явно безобидным, но непонятным ей вещам (ведь в то время не было карантина и Красной книги). Поразительно, но когда волею случая ему пришлось зимовать на месте будущего Комсомольска-на-Амуре, он интуитивно сумел предсказать этой местности будущую популярность в энтомологических кругах. Действительно, сейчас окрестности города являются излюбленным местом коллекционеров насекомых.

Вообще-то и мне близко душевное состояние немецкого исследователя. И у меня тоже, как лепидоптеролога, есть заветные места, связанные с прекрасными воспоминаниями от общения с бабочками и природой. Эти поляны, дороги, опушки воспринимаются как свои, только тебе принадлежащие. Но по правде говоря, это не так. Земля у нас только одна, общая, а интересы разные. Приходят другие люди, с другим типом природопользования, более "серьезным". Биотопы обедняются или даже исчезают. И естественным путем такое тоже случается, катастрофическая засуха, например.  Все течет, все изменяется. Потом, рано или поздно, иногда спустя очень много лет, нечто похожее  восстанавливается, правда, не идентичное. Спасает наша, дальневосточная "чересполосица", связанная с горным рельефом. Можно говорить лишь об исчезновении конкретных местонахождений, однако мозаичность их размещения  почти всегда позволяет популяциям вида выживать, в этом одна из главных адаптаций насекомых. Во всяком случае, нам удалось через 115 лет подтвердить современное существование в окрестностях Хабаровска всех видов дневных бабочек, найденных в свое время Грезером, и еще дополнительно более шестидесяти (Новомодный, 2000).

Во всяком случае работа, проведенная Л. Грезером по изучению энтомофауны Дальнего Востока, не потеряла своего значения до наших дней, а его воспоминания о пребывании здесь весьма поучительны.

Литература:

*Аракчеев Ю.С., 1985. В стране Синих махаонов. М.: "Детская литература", 1985. 208 с.;

*Будищев А.Ф., 1898. Описание лесов южной части Приморской области. Хабаровск, 1898;

*Грумм-Гржимайло А.Г., 1947. Дела и дни Григория Ефимовича Грумм-Гржимайло (путешественника и географа). 1860-1936. М.: Изд-во МОИП, 1947. 94 с.

*Коршунов Ю.П., Горбунов П.Ю., 1995. Дневные бабочки азиатской части России: Справочник. Екатеринбург: Уральский ун-т. 202 с.

*Коршунов Ю.П., 2000. Булавоусые чешуекрылые Урала, Сибири и Дальнего Востока. Определитель и аннотации. Новосибирск. 2000. 218 с.

*Куренцов А.И.,1939. Бабочки - Macrolepidoptera - вредители деревьев и кустарников Уссурийского края // Труды Горнотаежной станции ДВ филиала АН СССР. Т. 3. Владивосток, 1939. С.107-210;

*Куренцов А.И., 1973. Мои путешествия. Владивосток, Дальневосточное кн. изд., 1973. 624 с.;

*Куренцов А.И., 1974. Зоогеография Дальнего Востока СССР на примере распространения чешуекрылых - Rhopalocera. Новосибирск, изд-во "Наука", 1974. 159 с.;

*Ламперт К., 1913. Атлас бабочек и гусениц Европы и отчасти русско-азиатских владений. СПб, Изд. Девриена, 1913. 9+486 с.;

*Лелей А.С.,1992. История энтомологических исследований на Дальнем Востоке // Чтения памяти А.И. Куренцова. Вып.1-2, Владивосток: ДВО АН СССР, 1992, С.12 - 20;

*Ливеровский Ю.А., Колесников Б.П., 1949 Природа южной половины советского Дальнего Востока. М., Изд-во геогр. лит., 1949, (С.234) 282 с.;

*Мельникова, 2001. Первый препаратор Хабаровского краеведческого музея // Записки Гродековского музея. Вып. 2: История России на дальневосточных рубежах. - Хабаровск: Хабаровский краеведческий музей, 2001. С. 132 - 138;

*Мольтрехт А.К.,1923. Географическое распространение чешуекрылых Приморья // Приморье. Его природа и хозяйство. Владивосток. Влад. отд. Госкниги. С.123 - 127.

*Мольтрехт А.К., 1929. О географическом распространении чешуекрылых Дальневосточного края, с выделением в особую фауну уссурийских Lepidoptra // Записки Владивостокского отдела Государственного Русского географического общества. Владивосток. Изд-во "Книжное дело". С.5-70.

*Некрутенко Ю.П., 1990. Дневные бабочки Кавказа: Определитель. Киев: "Наукова думка", 1990. 216 с.

*Новомодный Е.В., 1999. Энтомологические коллекции Гродековского музея до 1917 г. // Историко-культурное и природное наследие Дальнего Востока на рубеже веков:проблемы изучения и сохранения: Материалы Вторых Гродековских чтений (Хабаровск, 29-30 апреля 1999г.) / Хабаровский краевой краеведческий музей им.Н.И.Гродекова. - Хабаровск: Издательский дом "Частная коллекция", С.301-304.

*Новомодный Е.В. Фауна булавоусых чешуекрылых (Lepidoptera, Diurna) района г. Хабаровска и ее изменения за столетний период // Мониторинг биологического разнообразия и особенности его использования в учебном процессе в школе и вузе. Сб. научных статей. - Хабаровск: ХГПУ, 2000, С.94-96;

*Троицкая Н.А., 1999. Предпринимательская и общественная деятельность коммерсанта Фридриха Людорфа на Дальнем Востоке // Историко-культурное и природное наследие Дальнего Востока на рубеже веков:проблемы изучения и сохранения: Материалы Вторых Гродековских чтений (Хабаровск, 29-30 апреля 1999г.) / Хабаровский краевой краеведческий музей им.Н.И.Гродекова. - Хабаровск: Издательский дом "Частная коллекция", С.28-31;

*Шульпин Л.М., 1936. Промысловые, охотничьи и хищные птицы Приморья. Владивосток, Изд. ДВФАН, 436 с.

*Deeg, Lothar, 1996. Kunst & Albers Wladiwostok: Die Geschichte eines deutschen Handelshauses im russischen Farnen Osten (1864-1924). / L.Deeg.-1 Aufl. - Essen: Klartext - Verl. 1996.

*Gaedike R., 2001  Biographischer Katalog uber Entomologen der Welt: Lebensdaten, Zitate von Wurdigungen und Nekrologen sowie Angaben zum Verbleib ihrer Sammlungen. // http://www.zalf.de/deid/index.htm

*Graeser L., 1888. Beitrage zur Kenntniss der Lepidopteren-Fauna des Amurlandes // Berliner Entomologischen Zeitschrift. Teil 1. Band 32. H.1. S.33-153; Teil 2 .Band 32. H.2. S.309-414.

*Graeser L., 1889. Beitrage zur Kenntniss der Lepidopteren-Fauna des Amurlandes // Berl. Entomol. Zeitschrift. Teil 3. Band 33. H. 2. S.261-268.

*Graeser L., 1890. Beitrage zur Kenntniss der Lepidopteren-Fauna des Amurlandes // Berl. Entomol. Zeitschrift. Teil 4. Band 35. H.1. S.71-84.

*Graeser L., 1892. Beitrage zur Kenntniss der Lepidopteren-Fauna des Amurlandes // Berl. Entomol. Zeitschrift. Teil 5. Band 37. H.2. S.209-234.

*Graeser L., 1892. Neue Lepidopteren aus Central-Asien. // Berl. Entomol. Zeitschrift. Band. 37. S. 20.

*Gaunt, Mary, 1918. Wanderings from the Hoang-Ho to the Island of Saghalien and the Upper Reaches of the Amur River // London, T. Werner Laurie Ltd. 30 New Bridge St., Blackfriars, E.C.4

*Horn, W., Kahle, I.., Friese, G., Gaedike, R., 1990. Collectiones entomologicae: e. Kompendium uber d. Verbleib entomolog. Sammlungen d. Welt bis 1960. Berlin: Akad. d. Landwirtschaftswiss. d. DDR. Teil 1. A bis K. 1990. 220 s.

* Stephan, John J., 1994. The Russian Far East. "A history". Stanford University Press Stanford, California, 1994.

 

 

Вклад в познание фауны чешуекрылых Приамурья

Луи Грезера из Гамбурга

 

(Beiträge zur Kenntniss der Lepidopteren-Fauna des Amurlandes.

Von Louis Graeser in Hamburg.

// Berliner Entomologischen Zeitschrift. Teil 1. Band 32. H.1. S. 33-61.)

 

Перевод А.Н. Гордеевой

 

По поручению господина Х. Вильгельма Дикмана - младшего из Гамбурга с 1881 по 1885 гг. я изучал Приамурье и восточносибирскую Приморскую область. Моя задача состояла в сборе бабочек и других объектов природы, и здесь я даю отчет о результатах этой поездки. У меня не было намерения представить полный список всех обитающих в этих землях высших чешуекрылых, что невозможно при все еще недостаточных научных знаниях о них, а также в связи с обширностью этих провинций. Я привожу только те виды, которых частью наблюдал сам, а частью собрал для меня в Благовещенске г. Циммерман. Этот населенный пункт я не смог посетить летом. Кроме того, моя работа содержит описание новых видов бабочек, открытых нами. Учитывая то благоприятное обстоятельство, что я мог задерживаться на долгое время в различных местах, у меня была возможность заняться поисками гусениц, а также их выведением. Поэтому я описываю не только известных, но и неизвестных ранее гусениц, а также привожу свои заметки и наблюдения за образом жизни многих видов на ранних стадиях. Что касается той части моей работы, где я называю других животных и растения из разных мест Приамурья, то им даётся лишь краткий обзор в ходе описания моего путешествия.

Позвольте мне поблагодарить: г-на Дикмана, который предоставил мне возможность совершить это щедрым образом снаряженное путешествие; г-на Фердинанда Циммермана, директора Восточно-Сибирской телеграфной  конторы в Благовещенске, который ныне проявил такой живой интерес к нашей науке; г-на Х. Христофа, хранителя коллекций его Императорского Высочества Великого князя Николая Михайловича и г-на К. Фиксена в Санкт-Петербурге, которые любезно способствовали мне в определении сборов; а также господ старшего лейтенанта фон Мельвиля [v. Mellville], коменданта г. Николаевска; Пауля Нёбеля [Paul Noebel], оттуда же; Эдуарда Фойгта [Ed. Voigt] [5] из Хабаровки, [Г.Д.] Скобельцина [6] из Покровки, Г. Керера [G. Kehrer] и Ф. Кентмана [F. Kentmann] из Благовещенска и всем, кто содействовал моим устремлениям, высказываю здесь мою сердечную благодарность.

29 марта 1881 г.[7] на борту парохода "Европа" я отправился из Гамбурга. 6 апреля мы пересекли Гибралтарский пролив и 14-ого пришли в Порт-Саид, где один день я провел на берегу. Об энтомологических находках едва ли можно было думать, так как перед нами предстало очень бедное растительностью побережье, и только в европейской части города был маленький общественный сад с небольшим количеством жалких деревьев и несколькими цветущими растениями на маленьком газоне. Сборы здесь проводил г. Дикман, который приехал в Порт-Саид тремя неделями позже - несколько голубянок Lycaena Вoetica L. и данаид Danaus Сhrysippus L. 16 апреля мы вошли в Суэцкий канал и прошли порт Суэц к вечеру следующего дня. Не смотря на то, что канал тянется через желтую пустыню, раскинувшуюся до самого горизонта, и лишь изредка разнообразие вносят небольшие сады с одинокими финиковыми пальмами и другими субтропическими растениями, повсюду во время путешествия по каналу летали бабочки-совки Caradrina Exigua Hb. и Plusia Circumflexа L., даже на борту парохода. В ночь на 23 апреля мы пересекли Баб-эль-Мандебский пролив и вечером 26 апреля в поле нашего зрения появился остров Сокотра. Утром 27 апреля, [в открытом море], через корабль пролетела огромная тропическая желтушка Catopsilia, a также 30 апреля - вездесущая репейница Vanessa Сardui L. 3 мая показался Цейлон, а 8 мая - северное побережье острова Суматра. Здесь прямо на корабле я поймал несколько больших Ophiusiden и некоторое количество крупных серебристых огневок Pyraliden.

10 мая мы достигли Сингапура, где задержались до четырнадцатого и у меня была возможность побродить во всех направлениях по окрестностям города. Энтомологические сборы были не очень значительными, так как в это время бабочки, в основном, уже были сильно  облётанными, единственной представленной в свежих экземплярах была желтушка Eurema Hecabe L. Окрестности Сингапура довольно бедны насекомыми, хотя, возможно, что это было вызвано неблагоприятным временем года. Утром 13 мая сюда прибыл на французском почтовом пароходе г-н Дикман. В его обществе я приятно провел время на берегу, а ближе к вечеру мы побывали в ботаническом саду, где наблюдали в огромном количестве больших бабочек, кружившихся над источающими сильный аромат цветками деревьев. Когда мы поймали один экземпляр и разглядели его при свете, то это оказалась очень крупная толстоголовка Hesperiidae. 14 мая мы продолжили наше путешествие, а 21 мая достигли Гонконга и оставались там до 26 мая. Я продуктивно использовал это время, собрав тамошних бабочек, среди которых были парусник Ксут и данаида Хризипп, белянки Хекаба и Канидия. Особенно удачными местами лова оказались городские сады, расположенные в верхней части города и европейское кладбище, где просто кишели прекрасные бабочки-парусники Papilio. Г-н Дикман поднялся к нам на борт в Гонконге, чтобы продолжить свое путешествие вместе с нами. Он провел много дней в Кантоне, откуда привез большой ящик со 150-ю гусеницами павлиноглазки, (айлантового шелкопряда), Saturnia pyretorum (?). Попытка их разведения оказалась неудачной, так как большинство из них погибло во время морского путешествия и позже, во Владивостоке, от недостатка корма. Гусеницы питались исключительно листьями айланта, деревья которого растут лишь вблизи Кантона и которые ни разу не встретились мне в Гонконге. И все же было несколько удачных экземпляров, гусеницы которых превратились в куколок, и таким образом перезимовали, а весной 1882 г. из них появились бабочки.

26 мая мы продолжили наше путешествие и 3 июня достигли острова Аскольд, но из-за сильного тумана лишь 4 июня дошли до Владивостока, первой стоянки в Восточной Сибири. Мы оставались здесь до 10 июня и собрали замечательные материалы, но так как я еще раз буду в этих местах, то смогу позднее дать описание и характеристику растительного мира. 10 июня мы покинули Владивосток и вплоть до 13 июня наблюдали горный пейзаж, густо заросшее лесом побережье. Утром 14 июня достигли бухты Де-Кастри, где растительность носила уже северный характер с преобладанием хвойных деревьев. Мы приблизились к самому узкому месту Татарского пролива, которое является еще и наиболее мелким на всем протяжении до устья Амура и куда ограничен доступ большим морским судам. Дважды садились на мель, с наступлением темноты бросали якорь до утра. 15 июня без каких-либо неудач мы пересекли Амурский лиман,  однако позднее вплотную к маленькому острову Уюсут и мысу Пронге так крепко сели на мель, что дальнейшие попытки снять с нее корабль не увенчались успехом. Господин Дикман и я оставались здесь до 21 июня. В этот день большая часть груза была взята на борт  амурских пароходов "Шилка" и "Молли" и доставлена в г. Николаевск. 20 июня мы бродили по острову Уюсут, сплошь заросшему березами и обнаружили несколько разрушенных земляных валов и срубов времен Крымской войны. Бабочек и других насекомых нигде не было видно, зато в старом куске дерева я обнаружил меленьких земляных улиток, среди которых было несколько экземпляров нового вида - Succinea insularis Mousson.

Так как попытки снять cудно с мели вновь оказались безуспешными, 21 июня господин Дикман и я на пароходе "Молли"[Molly] отправились в Николаевск, куда прибыли поздно вечером. Я оставался здесь до 29 октября и в приятном обществе г. Дикмана знакомился с окрестностями. Раньше на месте, где расположен сейчас Николаевск, рос густой хвойный лес. Он и сейчас начинается уже на окраинах города, но огромные лесные массивы уже частично вырублены. На окраине, в основном, густые заросли берез и ольхи. На клейких листиках ольхи был обнаружен особый вид мерзких дурно пахнущих клопов. Очень часто встречаются бузина, рябина, осина и некоторые разновидности ив, местами - черемуха, а на скалистых склонах, как и на Среднем и Верхнем Амуре даурский рододендрон с его красивыми фиолетовыми цветками.  Многих видов деревьев и кустарников, произрастающих на Среднем Амуре и Уссури, и не являющихся редкостью на Верхнем Амуре и Шилке, я не обнаружил под Николаевском. Например, таких как черная береза, липа, вяз, дуб, ясень, клен, лесной орех и многие другие. Особенно благоприятными для ловли оказались территории, прилегающие к Амуру, земли которых частично заболочены, частично глубоко прорезаны оврагами и распадками с чистыми ручьями. В этих местах встречается необыкновенно пышная травянистая растительность. Прекрасная гигантская хохлатка достигает здесь высоты 3-4 футов [8] и украшает своими цветущими красным соцветиями широкое пространство по берегам ручьев. На ней живут гусеницы парусников Эверсманна Parnassius Eversmanni Men. и Штубендорфа P. Stubbendorffi Men., а гусеницы финской совки Agrotis Fennica Tausch., предпочитают это растение всем другим.

В одном из распадков на реке Камера, небольшом притоке Амура, произрастает растение похожее на мать-и-мачеху, [белокопытник], имеющее листья полутора футового диаметра. Оно придает окружающей местности почти тропический колорит. Повсюду, даже в городе на обочинах улиц, в большом количестве можно увидеть ирисы разных видов с большими голубыми цветками. По-своему оригинальны широкие заболоченные равнины, покрытые ковром мха-сфагнума. Они сильно напоминают торфяные болота низменностей Северной Германии. Наряду с даурской лиственницей, имеющей прекрасные ровные стволы, здесь можно встретить карликовый лес из кедрового стланика, а также толстоствольный, в 3/4 фута, кедровый стланик, стелющийся по земле. Здесь же карликовые березы и многие виды брусничных. Фауна чешуекрылых в этих заболоченных местах носит северный характер. Только здесь летают торфяные: желтушка - Colias palaeno L., голубянка - Lycaena Optilete Knoch. и перламутровки Argynnis Aphirape Hbn., Палес - A. Pales Schoff., Фрейя - A. Frеija Thub., Фригга - A. Frigga Thub.; чернушки: Седакова - Erеbia Sedakovii Ev., аянская - E. Ajanensis Men., Циклоп - E. Cyclopius Ev., Эмбла - E. Embla Thub., Ютта - Oeneis Jutta Hb., на кустарниковых спиреях живет гусеница бражника Sphinx Ligustri var. Spiraeae Esp. Некоторые влажные места покрыты густыми зарослями болотного багульника. Это растение заполонило и широкие лесные пространства, которые кажутся как будто покрытыми снегом, когда наступает пора его цветения. В удалении от города, в верхнем течении Камеры, и примерно в 12 верстах [9] ниже Николаевска, (возле [крепости] Чныррах), есть места, где растет чудесный хвойный лес, с господством лиственницы даурской. Но есть и леса, где в большом количестве представлены также пихта белокорая  и  ель аянская, а на окраине - кустарниковый тис остроконечный [10]. В вышеприведенном описании я только в общих чертах постарался охарактеризовать местную растительность. Как не специалист в этой области, я составил лишь приблизительный список произрастающих здесь видов растений, насколько мне позволили мои познания в ботанике. Я старался называть те растения, которые, на мой взгляд, в наибольшей степени помогают отразить характер растительности, и поэтому дальнейшие описания мест, мной посещенных, прошу воспринимать в этом смысле.

В результате первых экскурсий под Николаевском чешуекрылых было поймано мало, даже несмотря на то, что был уже конец июня. В это время летали только первые бабочки, например, перезимовавшие крапивница - Vanessa Urticae L. и индийский адмирал - V. Callirrhoe F., весенние: зорька Anthocharis Cаrdamines L., малинница - Thecla  Rubi L.  и хвостатка Фривальдского T. Frivaldszkyi Ld., перламутровки: Ефросина - Argynnis Euphrasyne L., Оскар - А. Oscarus Ev., Фрейя - А. Freija Thunb., редкие: парусник Штубендорфа Parnassius Stubbendorfii Hen., перламутровка селенис - Argynnis Selenis Ev, краеглазка Дейдамия - Parargе Deidamia Ev. и толстоголовка пятнистая - Syrichthus Maculatus Brem. Во время моего приезда деревья еще не были покрыты листвой. Одновременно с хаотично и бурно развивающейся растительностью увеличивалось видовое многообразие насекомых. Ближе к осени количество бабочек вновь снизилось, и уже к середине августа ничего дельного нельзя было найти, кроме ольхового зефира - Thecla Fasciata Jans.., перламутровки ангарской - Argynnis Angarensis Ersch. и чернушки Седакова - Erebia Sedakovii Ev. Ночной отлов возле лампы был малоэффективен, единственно ценным было то, что совершенно случайно господин Дикман обнаружил новый вид гусениц, появлявшихся ночью - коконопряда Lasiocampa Dieckmanni. Oсень ушла на сбор гусениц бражников: Smerinthus Caecus Men., S. Tremulae Tr. и других. Очень много дорогого времени было потеряно из-за затяжных дождей, шедших по восемь дней кряду в и без того короткий летний период, а сильный шторм часто делал лов бабочек невозможным. К середине сентября насекомые исчезли, а уже 17 числа этого месяца начались первые ночные заморозки, и утром все вокруг было покрыто инеем. 27 сентября г-н Дикман отправился обратно в Европу. Последние недели моего пребывания здесь я посвятил охоте на птиц и их препарированию. Зима быстро приближалась, и уже 5 октября большую часть дня шел сильный снегопад, но на следующий день снег почти весь растаял. 7 октября тихие спокойные места в ручьях были затянуты толстой ледяной коркой, а 18 октября снег лежал на земле высотой полтора фута.

Еще осенью я хотел переехать в Хабаровку, но мой отъезд, к сожалению, затянулся до 30 октября. Хотелось бы отметить, что Николаевск расположен в сорока верстах от устья Амура, расстояние от Николаевска до Пермского-Мюльки - 585 верст, оттуда до Хабаровки - 373, дальше до Благовещенска - 845 и потом до Усть - Стрелки - 843 версты. Весь Амур имеет длину 2686 верст или 384 немецкие мили.

30 октября на пароходе "Молли" я покинул Николаевск. Вся земля вокруг уже была покрыта глубоким снегом и температура в 7 часов утра достигала - 15 °R. [11], в течение дня стало чуть теплее, 2 ноября установился сильный ледоход, и у нас оставалось все меньше надежды добраться до Хабаровки до полного замерзания реки. Вечером 3 ноября мы достигли деревни Нижне-Тамбовское, возле которой было столько льда, что мы вынуждены были бросить якорь на некотором удалении от берега. На другое утро вокруг корабля образовался широкий пояс сбившегося льда, а ледоход на Амуре стал настолько сильным, что дальнейшее продвижение было невозможным.

Я совершил небольшую прогулку, так как места здесь были свободны от снега. Собственно говоря, насекомых уже нигде не было видно, лишь в небольшом,  почти без воды, притоке Амура я обнаружил в большом количестве чудесных речных улиток-живородок: уссурийскую и Миддендорфа. В прошлом году сильный смерч поломал ветки всех без исключения деревьев, росших вдоль широкой тропы, протянувшейся через лес. Стволы деревьев достигали в диаметре 2 футов, а в высоту  - 8-10 футов над землей. После обеда 5 ноября ледоход на реке почти прекратился, лед возле парохода отступил, и мы решились идти дальше. Вечером мы достигли деревни Горина, но опять не могли подойти к берегу из-за льда. Якорь бросили на песчаной косе посреди реки. Всю ночь до самого утра было невозможно уснуть, так как движущиеся льдины с грохотом разбивались о борт судна. Утром 6 ноября мы с огромным трудом пробивались сквозь окружавшие нас массы льда, к обеду его стало немного меньше, путь расчистился. Но после полудня лед снова сковал нас, навстречу попадались льдины в 3 дюйма[12] толщиной. С разбитым лопастным колесом и с насосами, закупоренными ледяным крошевом, мы, наконец, достигли деревни Пермское-Мюльки, чему были несказанно рады. С большим трудом наш пароход вошел в устье маленькой реки Мюльки, и нам открылись печальные перспективы остаться жить до весны в маленькой деревушке, состоящей из нескольких рубленых домов. Но было бы чрезвычайно неблагоразумно оставлять вещи здесь или доверить судьбу моих коллекций, особенно собранных в Николаевске, примитивной крестьянской повозке и отправиться на ней в Хабаровку, что составит почти 400 верст санного пути.

Летом эта местность очень хорошо подходит коллекционеру в качестве опорного пункта. Уже на окраине деревни начинается густой лес, представленный огромным видовым разнообразием деревьев и кустарников, чего не скажешь о Николаевске. Здесь также преобладают хвойные: лиственница даурская, пихта, прекрасный [корейский] кедр со съедобными семенами, которые гораздо тяжелее и больше лесных орехов, однако, можно обнаружить и дубовые рощи, липу, ясень, вяз и березу. Обширные пространства  заняты исключительно осиновым лесом, очень высоким и прямоствольным. Самый высокий кустарник вдоль Амура - маакия амурская. По берегу Мюльки в сообществе с лесным орехом он образует непроходимые заросли. Противоположный берег представляет собой довольно высокие и скалистые обрывы, лишенные деревьев и частично покрытые низким кустарником. Там вполне можно поймать летом парусников Parnassius и других интересных бабочек.

В течение долгой зимы я занимался препарированием, размещением и упаковкой материала, собранного летом. При благоприятной погоде, когда беспрестанно дующие резкие ветра немного стихали и холод становился не таким свирепым, я совершал вылазки на охоту. В этих местах очень много зайцев-беляков, глухарей, рябчиков, тетеревов, большое видовое разнообразие дятлов и синиц, среди которых прекрасная лазоревка. Высокий снег сильно осложнял продвижение по лесу, а во время сильных ветров, которые поднимали целые снежные облака, вообще было невозможно находиться на открытом воздухе. В такие дни снежная пыль через мельчайшие щели и трещины в окне проникала в комнату, и тогда температура внутри, не смотря на печное отопление, достигала + 4 - 6 °R . На внешней стене дома был прикреплен спиртовой термометр, в некоторые дни декабря и января температура опускалась до - 37 °R . Почти всю зиму стояли ясные, солнечные дни, на голубом небе не было ни облачка. В конце марта 1882 г. в полуденные часы снег на крышах начал понемногу таять. К середине апреля на открытых солнцу склонах вдоль берега образовались места, свободные от снега и у меня вновь появилась возможность под камнями, валежником и сухой листвой начать поиски гусениц, жуков, куколок и улиток. Медленное течение притока Амура, частично освободившегося ото льда, приносило к берегу интересных для изучения водяных улиток, среди них были три вида живородок, амурская мелания, беззубка.

После полуночи 24 апреля лед на Амуре начал двигаться, ледоход продолжался до 28 числа. В этот день я увидел первую весеннюю голубянку Lycaena Аrgiades Pall., а с последних дней апреля уже наблюдал множество перезимовавших бабочек-ванесс. Наконец-то наши испытания подошли к концу, 30 апреля мы покинули Пермское-Мюльки. Двигаясь в южном направлении, мы с удивлением наблюдали, как быстро развивалась весна, как стремительно она шла вперед. После полудня 2 мая достигли деревни Вятское. На несколько часов бросили якорь, чтобы забрать дрова, и я воспользовался этим для осмотра местности. Лес состоял только из лиственных пород, скалистые склоны на берегу густо заросли цветущим рододендроном даурским. У черемухи листья распустились лишь наполовину, крапива достигала в высоту только 1-2 футов. Для топки машины были доставлены дрова из пробкового дерева - амурского бархата.

3 мая под проливным дождем мы прибыли в Хабаровку. 5 мая дождь почти прекратился, началась разгрузка судна, и я смог отправить свои вещи в город. Впечатление, которое при поверхностном осмотре произвела на меня местность, было не очень ободряющим. Она расположена на возвышенности поднятой на 200 футов над Амуром. Ее прорезают впадающие в Амур и Уссури небольшие долины. В уже возле города начинающемся лесу, который издали кажется очень светлым, в основном, преобладают прекрасные лиственные породы: клены желтый, зеленокорый, мелколистный, дуб монгольский, осина, берёзы белая и даурская, амурский бархат, липы амурская и манчжурская, единичные лиственница даурская и кедр корейский. В долинах и глубоких сырых местах, частично на берегу реки можно встретить тополь душистый, клен приречный, орех манчжурский, чьи молодые ровные стволы с их пышными лиственными кронами придают деревьям пальмообразный облик, а также ильм долинный, ясень манчжурский, сирень амурская, крушина даурская, маакия амурская, черемуха азиатская и другие. Кустарниковая растительность здесь очень пышная. Среди многих мне неизвестных кустарников я обнаружил многочисленные виды спиреи, бузину, барбарис амурский, лимонник китайский, дёрен канадский, свидину белую и многочисленные яблони, боярышники, жимолости и ивы. Лианы амурского винограда часто затрудняют проникновение в лес. В подлеске разнолистная и маньчжурская лещины растут такой густой массой на больших расстояниях, что бывает практически невозможно прорваться внутрь. В долинах и низменностях - необыкновенно буйная и разнообразная травянистая растительность, достаточно сказать, например, что зонтичные достигают в высоту 6-7 футов, а стебли у них - в руку толщиной. Быстрому продвижению иногда препятствуют многочисленные виды маревых, полыней и чертополохов. В настоящем высокоствольном лесу можно увидеть целые заросли коровьей травы, [хвоща зимующего?], ее длинные стебли поднимаются на высоту 3-4 футов. Эти травы плотно покрывают дно оврагов исключительно в густых лесных массивах. В результате постоянно повторяющихся лесных пожаров огромные лесные площади и подлески оказались "раздетыми" и на многих деревьях кора обгорела почти до самого верха. В таких местах на нижних ветках деревьев можно обнаружить огромное количество обугленных мертвых гусениц. И все же лиственные леса огонь опустошает не так основательно, как хвойные, что мне приходилось с огромным сожалением наблюдать в течение пяти лет моего пребывания в Восточной Сибири, под Николаевском, Пермским-Мюльки, под Покровкой и в других местах.

               В первые дни моего пребывания в Хабаровске погода стояла довольно прохладная, зелени было еще мало, из бабочек летали только единичные горные толстоголовки Nisoniades Montanus Brem. 1 мая я увидел первого хвостоносца Ксута Papilio Xuthulus Brem. С наступлением более теплой погоды чешуекрылые стали развиваться очень быстро и появились махаон Papilio Machaon L., ксут P. Хuthulus Brem., хвостоносец Маака P. Raddei Brem. Все три вида в огромном количестве можно было наблюдать на одном из амурских островов, расположенном в 2 верстах ниже города, довольно протяженном и заросшем высокой, уже цветущей, ивой. В сырых местах довольно часто встречались также горошковая белянка Leucophasia Sinapis L., малинница Thecla Rubi L., голубянки Аргиадес Lycaena Argiades Pall. и Аргиолюс L. Argiolus L., более редкими были хвостатки Фривальдского Thecla Frivaldszkyi Led. и фиолетовая Th. Arata Brem. К середине мая начали распускаться дубы и уже к концу месяца этот процесс завершился. Околачивание нижних веток деревьев, кустарников дало такое множество гусениц разных видов, что я еле успевал приобретать садки для их размещения, но, к сожалению, оказалось, что 2/3 старших из них были поражены вредителями. В благоприятные дни ночная ловля имела большой успех. В июле, теплыми темными ночами с их кратковременными дождями, иногда было просто невозможно справиться с летящим  на свет ламп материалом. Напротив, ловля на приманку вообще имела неудовлетворительные результаты. С середины июня жара стала практически непереносимой, в июле столбик термометра поднялся до отметки  + 30 °R. Из-за ужасных мучений, которые мне доставляли тучи комаров и мошкары, я не хочу дальше ни о чем говорить, отмечу лишь, что паразиты, которые меня облепляли, образовывали настоящие облака и их нескончаемое пение, жужжание и кусание, а также тропическая жара почти превратили меня в нервнобольного. Во второй половине июля, когда жара достигла своей наивысшей точки, очень быстро в количестве видов уменьшились дневные бабочки, напротив, ночная ловля стала наиболее результативной. Добычей, в основном, становились ночные мотыльки. Очень редкими, единичными стали теперь ночные бабочки: Synthomis Thelebus F., Naclia Octomaculata Brem., Calligenia Venata Butl., Lithosia Gigantea Obert., Nemeophila Metelkana Ld., Lasiocampa Fasciatella Men., Brahmaea Lunulata Brem., а многочисленными были: Dasychira Confusa Brem., Hadena Jankowskii Obert., Telesilla Virgo Tr., а также прекрасная Plusia Excelsa Kretsch. и довольно обычная P. Chryson Esp. В высокоствольном лесу находились, сидели на стволах многочисленные совки орденские ленты, часто встречались: Лара Catocala Lara Brem. и Диссимилис  C. Dissimilis Brem., намного реже - Нупта C. Nupta L., Дула C. Dula Brem., Электа C. Electa Bkh., Эстер C. Ester Btl. и Паранимфа C. Paranympha L.

               С начала августа ловля бабочек стала такой малоэффективной, что я, главным образом, занимался поиском и околачиванием гусениц. Мои надежды найти именно здесь в большом количестве бражников и других ценных гусениц оправдались не полностью, не смотря на все приложенные мной усилия. А те немногочисленные гусеницы, которых я обнаружил, были по большей части поражены паразитами. По всей видимости, главной виной тому являлось удивительно жаркое и исключительно сухое для этих мест лето.

               25 сентября я отплыл из Хабаровки на амурском пароходе "Шилка", а 27-го числа проехал расположенные в Буреинских (Хинганских) горах населенные пункты: Екатерино-Никольск, Поликарпова, Помпеевку, Раддевку, Пашково, все эти места очень благоприятны для коллекционера. К сожалению, я только проплыл мимо них, так как зиму должен был провести в Благовещенске. Может быть, позднее у меня появится возможность обстоятельно исследовать одну из этих местностей. Утром 28 сентября стоящие на палубе резервуары с водой покрылись тонкой ледяной коркой. В некоторые дни наша поездка прерывалась на долгие часы густым туманом. 2 октября мы достигли Благовещенска. В тот же день у меня состоялось приятное знакомство с директором телеграфа господином Циммерманом. Он отнесся ко мне самым любезным образом и во время долгой зимы я часто имел удовольствие проводить время в его гостеприимном доме. Господин Циммерман собрал под Благовещенском некоторое количество бабочек и щедро предоставил их в моё распоряжение. В течение 1883 и 1884 гг. он еще собрал для меня большое количество интересных видов, чем предоставил мне возможность обогатить мои знания о фауне бабочек Благовещенска и Уссури. Кое-что собрал для меня и господин Керер. Со своей стороны я хотел бы еще раз выразить огромную благодарность обоим господам. Благовещенск расположен на широкой сухой равнине, где произрастают низкорослые дубы, березы, лесной орех и другие кустарниковые формы. Цепь холмов на границе равнины, также покрытая скудной растительностью, широкой дугой тянется от Зеи до Амура. Местность производит впечатление абсолютной глуши. За пределами города на русской стороне Амура, куда ни кинь взгляд, не увидишь ни одного дерева. В городских садах я видел в большом количестве душистые тополя, внешне напоминающие орех маньчжурский. На берегу Амура есть целая аллея этих красивых деревьев с гладкими серо-зелеными стволами. На противоположном китайском берегу, вблизи маньчжурских деревушек можно увидеть небольшие рощи из старых лип и других лиственных деревьев. Прибыв на место, я не увидел ни одного зеленого листочка. Вся листва на кустарниках в результате сильной летней засухи совершенно высохла и приобрела зелено-коричневый цвет. Кроме того, весной обширные кустарниковые пространства под Благовещенском опустошил огонь. Несколько раз огонь подступал  к домам города, и для его укрощения даже выезжала пожарная команда. В дальнейшие мои планы входило подняться к верховьям Амура или на Шилку и подыскать себе там опорный пункт на лето. Но к сожалению, я не успел полностью препарировать, определить и упаковать собранный мной под Хабаровкой богатый материал, и поэтому был вынужден отложить свою поездку до начала 1883 года, когда я смог бы отправиться на первом идущем вверх по реке пароходе.

               Затянувшееся в следующем году начало ледоход чрезвычайно задержал передвижение по реке. В первой половине апреля снег начал таять, 9 мая прошел первый дождь, а 10 мая прилетели первые ласточки. 12 мая при сильном шторме и дожде начались первые слабые подвижки льда на Амуре. Наконец, 15 мая пошел сильный ледоход. Уровень воды в реке за 3 часа упал на 2 фута. Утром 16 мая вода упала так сильно. что несколько пароходов, стоявших в течение всей зимы вблизи берега, оказались наполовину на суше. 17 мая вода начала подниматься, и сейчас же, без всякого переходного периода, вдруг наступила такая теплая погода, что к полудню термометр показывал + 20 °R. Экскурсия по местности дала 30 коконов слизевидки Miresa Flavescens Walk., повсюду летали перезимовавшие многоцветницы L - белое Vanessa L-album Esp.,  начали расцветать прекрасная голубая примула и анемона с большими светло-фиолетовыми цветами. Теперь, вследствие установившейся почти жаркой погоды, весна зашагала семимильными шагами. В садах пустила ростки черемуха, к 22 мая его листья полностью распустились, а 25 мая она уже была в полном цвету.  21 мая я предпринял маленькую экскурсию на китайский берег, примерно на 25 верст выше маньчжурской деревни Сахалян. И здесь кустарниковая растительность пострадала от огня, земля была покрыта густым слоем пепла, об энтомологических находках нечего было и думать, лишь на одном скалистом береговом склоне летали над цветами рододендрона даурского отдельные махаоны Papilio Machaon L. и голубянки Аргиолюс Lycaena Argiolus L.

               25 мая я, наконец-то, смог отплыть на пароходе “Вера”. Во время поездки я наблюдал живописную картину - многочисленные плоты с русскими колонистами, которым было предназначено заселять Нижний Амур и Уссури. Они везли с собой скот и предметы домашнего обихода. Частично, на плотах перевозился строительный материал и дрова в безлесные районы под Благовещенском. Мимо нас часто проходили пароходы и среди них пароход “Хабаров”, направлявшийся на Сахалин. Он тащил с собой две большие баржи с осужденными преступниками. Вскоре местность приняла другой характер. К берегам Амура подошли высокие горы и начали теснить русло. В 100 верстах выше Благовещенска еще преобладает лиственный лес, а чем дальше на север, тем чаще можно увидеть леса, где доминируют хвойные породы. Рододендрон даурский находился в полном цветении, украшая собой береговые склоны. 28 мая много часов подряд мы простояли у маленького поста Цаяган, состоявшего из нескольких убогих избушек. Вылазка, предпринятая на берег, дала одного самца бархатницы Урды Oeneis Urda Ev., одну самку бархатницы Хульды Oeneis Hulda Stg. и одной пятнистой толстоголовки Syrichthus maculatus Brem., причем неприятной неожиданностью для меня было то, что обе бархатницы были уже сильно облётанными.

               С 30 мая по 1 июня воздух был наполнен густым дымом, затруднявшим дыхание. Дым исходил от от пожара, бушевавшего на обоих берегах. 2 июня утром мы прошли мимо маленькой деревни Игнашина, а к полудню достигли места, где раньше стояла деревня Амазар, ушедшая под воду во время наводнения 1879 года. Сейчас там остался лишь полуразрушенный сруб. В нескольких верстах выше было построено новое поселение. В 7 часов вечера мы прибыли в большое казачье село Покровка, где я сошел с парохода, чтобы остаться здесь на все лето. Покровка расположена примерно в пяти верстах ниже слияния Шилки и Аргуни, истоков Амура, в 2 верстах от самого широкого места на низменности длиной в 8 верст. На юге ее границей является Амур, а к северу от деревни начинаются крутые скалы, достигающие в своей наивысшей точке 800-1000 футов.  Огромные каменные осыпи покрывают эти скалистые “стены” в их нижней части. Горную цепь прерывают глубокие ущелья и долины, по дну которых текут холодные ручьи. Эти земли частью заболочены, частью заняты густым лесом. На западе и востоке низменность ограничена горами, которые подступают прямо к берегам Амура и Шилки. В давние времена вся местность была покрыта густыми лесами. Об этом свидетельствуют торчащие повсюду из земли корневища старых деревьев. Сейчас низменность занята лишь полями зерновых культур и лугами, где мирно пасутся казачьи стада коров и табуны лошадей. Здесь также можно увидеть принадлежащих местному народу орочи северных оленей, обгладывающих скудную листву с низкорослых осин, ив и берез. Таков местный пейзаж на всем его протяжении, и в энтомологическом плане совершенно не на что обратить внимание.

               Вероятно, в иные времена в более благоприятных условиях эти места в прямом смысле слова просто кишели бабочками. Не очень приятно было увидеть здесь в большом количестве ядовитых змей. По 6-8  особей лежали на открытых местах и грелись на солнце. На низменностях и в долинах лес состоит, в основном, из даурской лиственницы, в то же время  в горах и на крутых склонах преобладает сосна обыкновенная. После того, как я познакомился с прекрасными лиственными лесами южного Амура, этот лес произвел на меня впечатление монотонности и однообразия. Телеграфная линия тянулась прямо через лес и гребень горы, лес по обе стороны линии был повален. По свидетельству господина В. фон  Хедемана раньше здесь были благоприятные места для лова бабочек, особенно часто можно было увидеть парусника Тенедиуса Parnassius Tenedius Men. Сейчас мы не обнаружили ни одной бабочки. Осенью подросший кустарник в этих местах был вырублен, а весной все сгорело в результате пожара. Повсюду земля была покрыта толстым слоем пепла и обугленными остатками деревьев. Нигде ни стебелька. По обе стороны просеки огонь основательно опустошил хвойные леса. Несколько раз мы ходили вдоль телеграфной линии туда и назад, и везде представала передо мной одна и та же унылая картина. Из-за многочисленных осыпей, обломков горных пород у подножия гор, многие места лишены высшей растительности и покрыты только одним видом желто-зеленого лишайника. Здесь же можно увидеть скудные заросли яблони, белых и черных берез, вязов, осин, ив, а также многочисленные виды спиреи и смородины. Есть тут также пространства, абсолютно лишенные кустарниковой растительности, но зато богатые низкорослой флорой. Желто-цветковые прекрасные маки, водосборы, живокость, чабрец, а также многочисленные виды фиалок, очитков, астр, лилий, борцов и лютиков были весьма обычны. Здесь же в огромном количестве росли великолепные пионы с большими как тарелки белыми цветками. Интересно было заметить, что бабочки почему-то избегали эти цветки, а вот многие жуки предпочитали как раз их. Меня просто изумляла такая избирательность бабочек в цветах. Так, например, желтушки Мелинос Colias melinos Ev., имеющие бледно-желтую окраску, садились все время на похожие на них светло-желтые цветки одуванчиков и, напротив, оранжевые желтушки Авроры Colias aurora Esp., предпочитали пурпурно-красные или ярко-желтые цветки двух видов лилий. В одной версте выше деревни, лежащей при устье Шилки, казачьей станицы Усть-Стрелка, расположено большое озеро. От берега к нему вел довольно мелкий рукав реки, и достигнуть его было легко. Возле озера очень густо росли  высокие ивы, вязы, душистые тополя, черемуха. Здесь мне попадались стволы толщиной полтора фута в диаметре. Подлесок состоял, в основном, из свидины белой и спиреи иволистной. Узкая полоса такого леса тянулась вдоль берега Шилки и представляла собой также, как и само озеро, прекрасное место для сбора бабочек. Только здесь можно было увидеть переливницу Нюкту Apatura Nycteis Men., пеструшку Тисбу Neptis Thisbe Men. и пяденицу Cidaria Blomeri Curt. Обширные лагуны у подножия гор были покрыты пышной болотной растительностью. Здесь в невообразимом количестве произрастал водяной орех. Местные жители считали его ядовитым и никак не использовали. Зато в своих садах казаки в небольших количествах разводили дурман обыкновенный, считая его безвредным и используя раздавленные семенные зерна для улучшения вкусовых качеств вина.  Еще 2 июня берег Амура был покрыт огромными глыбами льда и возле деревни не было вспахано ни одной пашни. Растительность только начала зеленеть, а вот черемуха и некоторые виды ив уже зацвели. Несмотря ни на что, повсюду можно было увидеть бабочек, даже хвостатку Фривальдского Thecla Frivaldskyi Led., малинницу Th. Rubi L., червонец Амфидамас Polyommatus Amphidamas Esp. и перламутровка Фрейя Argynnis Freija Thunb., а также отдельные экземпляры бархатниц Урды Oeneis Urda Ev., Хульды Oe. Hulda Stgr., Трифизы Triphysa albovenosa Ersh., пятнистой толстоголовки Syrichthus maculatus Brem. Очень редко встречалась прекрасная толстоголовка серебристо-пятнистая Carterocephalus Argyrostigma Ev., так что в это беспокойное время года я находился в напряжении, чтобы успеть собрать все нужные виды бабочек. В первую половину июля много дней подряд воздух был так сильно наполнен дымом от пожаров, что едва можно было дышать. В некоторые дни солнце даже не могло пробиться  через дымовую завесу и практически было темно. Странно было видеть в эти дни кружащихся повсюду бабочек, которые вели себя также, как при ярком солнечном свете. Как выяснилось позже, дым принесло с пожаров, которые полыхали в лесах и тундре Якутского губернаторства. Когда же в июне наступил первый дождливый день, то в результате штормовой погоды или из-за холодного влажного тумана сборы часто были  невозможны. Много времени для сборов было потеряно также с 13 по 21 июля, когда стало уже довольно тепло, но почти всегда пасмурно, и регулярно, каждый день между 3 и 5 часами после полудня, была гроза. В первой половине августа дождь лил беспрестанно. В связи с этим Амур поднялся до такого опасного уровня, что воде оставалось всего 3 фута, чтобы достигнуть места, на котором была расположена деревня. С 7 по 12 августа опасность приблизилась настолько, что деревня, как в 1879 г., могла быть полностью затоплена, а мне и местным жителям пришлось бы бежать в горы, оставив большую часть моих вещей в деревне. К счастью, с 13 августа вода начала падать и опасность прошла, хотя почти все поля и луга были затоплены, и еще несколько недель неходились под водой. Большая часть  урожая погибла, массы сена, собранного в скирды, а также все дрова, уложенные в штабеля на берегу и ожидавшие проходящих пароходов - все смыло водой. В бесчисленном количестве плыли по Амуру отдельные деревья и даже целые островки, поросшие ими. Сборы в это время были малоэффективны, если не считать нескольких экземпляров гусениц перламутровки Амфилёхус Argynnis Amphilochus Men. и совки Plusiodonta Compressipalpis Gn., а также прилетевшую на свет лампы в конце августа совку Plusia Ornata Brem. В конечном счете, ночной лов не дал таких успешных результатов, как у Хабаровки, лучшими  были совки Agrotis Trifurca Ev., Hadena Ieterias Ev. и Caradrina Montana Brem.

               8 сентября, во время сильного ливня на пароходе "Николай", я отправился в обратное путешествие и 12 сентября, опять же под проливным дождем, прибыл в Благовещенск. Это была по-настоящему печальная поездка, во время которой солнце ни разу пе порадовало нас своими лучами. За время моего отсутствия господин Циммерман прилежно вел для меня сборы и предоставил в мое распоряжение целый ряд интересных видов. Среди бабочек, приобретенных мной у господина Керера, некоторые были очень ценными, например, павлиноглазка Буадюваля Saturnia Boisduvalii Ev. и Lagoptera elegans Walk. Когда я приехал в Благовещенск, там еще стояли теплые дни, но осень уже вступила в свои права. В городских садах, аллеях вдоль Амура на стволах душистых тополей можно было увидеть свернувшихся в комок больших гусениц Pyrosis... . Я собрал около 800 экземпляров этих гусениц. Но тут меня ожидала неудача, лишь из немногих вывелись бабочки. Гусениц Neaera Hilarata Stgr. можно было обнаружить на самых разнообразных породах лиственных деревьев, повсюду за городом мне встречались коконы Miresa Flavescens Butl., а также на полыни были обычными гусеницы некоторых совок. Крупного малинового бражника Bombix Rubi L. я видел во множестве.

               29 сентября на пароходе "Шилка" я отплыл из Благовещенска и 5 октября прибыл в Хабаровку. Несмотря на то, что здесь было еще тепло, вся листва на деревьях уже опала. Мне пришлось ограничиться лишь работой с решетом для жуков. Я продолжал её до 23 октября, так как в этот день ударил мороз и начался снегопад. Я собрал около тысячи экземпляров, большинство из жуков были совсем крошечные, среди них я обнаружил целый ряд новых видов. Зиму я вновь провел за препарированием и упаковкой материала, добытого летом. Весна 1884 года мало благоприятствовала сборам. С 8 апреля, когда началось таяние снега и до 7 мая я занимался охотой на мелких млекопитающих и птиц и их препарированием. Потом начались сборы гусениц и жуков под корой и в сухой листве, но из-за большой влажности это было особенно затруднительным и малорезультативным делом по сравнению с началом 1882 года. Если тогда в это время года бабочек было очень много, то сейчас их нигде не было видно, и только 21 мая я поймал первую горную толстоголовку Nisoniades montanus Brem. Согласно моему дневнику, 18 мая 1882 года кусты черемухи стояли в полном цвету, сейчас же они были абсолютно голыми, как в середине зимы. При этом очень часто шел дождь, а с 15 по 20 мая прошел сильный снегопад. Большую часть мая было очень холодно, например, 19 мая термометр показывал только + 3°R, 20 мая - + 5°R, а вот 21 мая внезапно около полудня - + 18°R. 4 июня я поймал лишь один экземпляр хвостоносца Ксута Papilio Xuthulus Brem., а в это время в 1882 году я собирал уже маленьких гусениц этого вида. Хвостоносца Маака Papilio Raddei Brem. я не увидел сейчас ни одного. Околачивание гусениц я смог начать в этом году тремя неделями позднее и сборы были малоэффективными. Ко всему этому добавилось еще и то обстоятельство, что местность под Хабаровкой изменилась до неузнаваемости очень неблагоприятным для меня образом. Огромные лесные пространства большей частью исчезли, они были опустошены настолько, что стали бесполезными для реализации моих целей. В благоприятных же для сборов местах, часто посещаемых и любимых местными жителями, в начале года прошли сильнейшие лесные пожары. В очень удачных для сборов долинах, расположенных в двух верстах ниже города, хозяйничали китайцы, которые полностью разорили все близлежащие леса. За время моего отсутствия население города почти утроилось. Все эти обстоятельства побудили меня уже 24 июня уехать из Хабаровки в Николаевск, где я мог бы еще раз попытаться поохотиться на редкого парусника Эверсмана Parnassius Eversmanni, который среди массы видов, собранных мною за два года, присутствовал лишь в нескольких экземплярах. 27 июня я прибыл в Николаевск, где поспешил вновь посетить старые охотничьи угодья. К сожалению, и здесь передо мною открывались не очень ободряющие перспективы. По прибытии моем в места обитания Parnassius Eversmanni, я увидел леса, объятые пламенем. Другие лесные массивы полностью выгорели в предыдущем году, и потому едва ли можно было думать о больших сборах, поэтому я смог собрать лишь ограниченное количество Parnassius Eversmanni. На цепи холмов, тянущихся вдоль берега Амура в направлении Чнырраха, высокоствольный хвойный лес был объят пламенем. Он горел потому что лето было очень жарким и сухим почти до середины сентября. Огонь распространялся сильным ветром на большие расстояния, вплоть до дороги на Чныррах, где в семи верстах от Николаевска был расположен и поэтому находился под угрозой пороховой склад. На укрощение огня были вызваны военные.

В связи с происходившими событиями не было возможности осуществить мои цели по сравнению с 1881 годом. До 15 октября я оставался в Николаевске и мое терпеливое ожидание было наконец-то вознаграждено. Помимо всего прочего, мне удалось обнаружить неизвестных ранее гусениц парусника Штубендорфа Parnassius Stubbendorfii Men. и финской совки Agrotis Fennica Tausch., которых я тщетно пытался найти раньше. Летом 1881 года господином Дикманом было обнаружено лишь несколько экземпляров нового вида коконопряда Дикмана Lasiocampa Dieckmanni, сейчас же я нашел этих гусениц в большом количестве. Я наловил во множестве прекрасного очень редкого в 1881 году ольхового зефира Thecla Fasciata Jans., и добыл массу открытой в далеком 1858 г. господином Мааком, но с тех пор повторно не найденной, чернушки аянской Erebia Ajanensis Men.. Я надеялся в сентябре на кустах малины найти живых гусениц нового вида, внешне похожих на Gonophora Dieckmanni, причем в большом количестве, но к сожалению, вследствие продолжительной засухи в этом году, на малине почти не было листьев и мои надежды не оправдались.

15 октября на борту русского морского транспорта "Байкал" я отплыл из Николаевска. Практически всю поездку стояла штормовая погода и мы достигли Владивостока только 3 ноября. При нормальных погодных условиях нам потребовалось бы от 10 до 12 дней плыть на таком судне, как "Байкал", но сейчас на это путешествие ушло полных 20 дней. "Байкал" был последним в этом году судном, отправлявшимся из Николаевска и имевшим задание в связи с наступающей зимой обеспечить провиантом, особенно мукой и соленой рыбой, расположенные на побережье небольшие военные посты и исправительные колонии на острове Сахалин. В пункте Дуэ мы должны были взять на борт 140 заключенных. Сопровождаемые военным пароходом "Тунгус" мы счастливо преодолели Амурский лиман и 16 октября достигли бухты Де-Кастри, где встали на якорь до вечера следующего дня. Из-за очень сильного шторма возникла реальная опасность разбиться о скалы. Вплоть до следующего дня мы крейсировали между материком и островом Сахалин. Возле Дуэ смогли бросить якорь лишь 19 октября после полудня, когда погода немного улучшилась. Там мы пробыли до вечера 21 октября. Начавшийся внезапно новый шторм вынудил нас к скорому отплытию. Ночью, а также 22, 23 и вплоть до вечера 24 октября,  бушевал не прекращавшийся сильный шторм, при этом пошел такой густой снег, что наблюдение стало практически невозможным и уже на расстоянии 20 шагов ничего не было видно. Различные части такелажа опрокинулись на палубу. После полудня 23 октября грузовая стрела задней мачты во время своего стремительного падения сильно повредила палубные заграждения. Ледяные волны с шумом перекатывались через палубу, вода заливала каюты, - гардероб и постели промокли. В моей каюте все находилось в ужасном беспорядке. Железная печь, диван, мои ящики с куколками и другой багаж были перевернуты, при сильной качке корабля они со скрежетом двигались туда-сюда по каюте. 24 октября после полудня небо настолько расчистилось, что стало видно полоску гор, протянувшуюся вдоль побережья. Мы должны были зайти в Императорскую гавань и пристать возле маленького военного поста Константиновка, но, как оказалось, сильно отклонились к югу. И связано это было с повреждением штурвала во время шторма. Ночью сильное волнение на море стало стихать, и ранним утром 25 октября мы, наконец, вошли в Императорскую Гавань. Необходимо было исправить все повреждения на судне и мы решили остаться здесь до 27 октября. Теплые слова благодарности мне хотелось бы выразить капитану нашего судна господину Лемашевскому, который во время шторма 3 дня и 4 ночи не покидал капитанского мостика.

Императорская Гавань окружена цепью гор, покрытых хвойным лесом. Я попытался совершить прогулку по местности, но повсюду лежал такой глубокий снег, что попасть в лес мне не удалось. Да и едва ли можно было надеяться на успех в полностью опустошенных пожаром лесах. 28 октября при хорошей погоде мы обогнули южную оконечность Сахалина, мыс Крильон и вошли в бухту Анива. 29 и 30 октября стояли на якоре возле исправительной колонии Корсакова, утром 31 в поле нашего зрения долгое время находился северный берег острова Иезо [Хоккайдо], 1 ноября перед полуднем мы пришвартовались на короткое время в бухте Владимира, где расположена довольно большая деревня маньчжуров. На берегу я видел огромные кучи морской капусты, разложенной на просушку. 2 ноября мы вошли в бухту Ольга. Невысокие холмы в этой местности были покрыты разреженным лиственным лесом. У одного местного купца я приобрел экземпляр павлиноглазки Буадюваля Saturnia Boisduvalii Ev., к сожалению, сильно поврежденный. 3 ноября мы пересекли пролив между материком и островом Аскольд, густо поросшим лесом и вошли, наконец, в бухту Владивостока.

Этот в настоящее время процветающий город на побережье, расположен на склонах гор и узкой полоске суши, протянувшейся вдоль бухты. Лес на холмах и горах в черте города был практически весь вырублен, остались кустарник и отдельно стоящие деревья.  Мелкий лесок начинался уже за городом, а в 3-4 верстах от Владивостока произрастал настоящий высокоствольный лес, тоже сильно изреженный. По своему составу он напоминал лес под Хабаровкой, но все же был гораздо богаче чем тот, что на Амуре, так как здесь присутствовали только для этого региона характерные виды деревьев и кустарников: как, например, граб, диморфант, ясень и барбарис, последний - с очень крупными листьями. Обнаруженные  мною здесь два вида жимолостей и два вида прекрасных клёнов, я ни разу не наблюдал на Амуре. Амурский бархат и маньчжурский орех в этих местах были гораздо многочисленнее, чем на Амуре.  На отдельных склонах произрастала аралия маньчжурская с многочисленными шипами, причем так густо, что мешала продвижению. В большом количестве здесь можно увидеть древесные вьющиеся растения. На одном из таких растений очень часто встречались гусеницы пяденицы Cidaria Fixseni Brem. 5 ноября в городе стояла довольно теплая погода, снега в лесу еще не было, и у меня появилась возможность поработать с решетом для жуков, поискать материал под камнями и в опавшей листве. Успех был незначительным, несколько куколок хвостоносца Маака Papilio Maackii Men., одна бражника Kentrochrisalis Streckeri Stg. и одна павлиноглазки Артемиды Saturnia Artemis. На всех кустах барбариса в большом количестве сидели гусеницы барбарисовой белянки Aporia Hippia Brem. Некоторые экземпляры я отправил зимней почтой в Гамбург. На молодых дубах нередко можно было увидеть зеленые но, к сожалению, уже пустые коконы павлиноглазки Дианы Saturnia Fugax Butl. С середины ноября снег и наступивший мороз сделали сборы невозможными. Долгая зима прошла для меня очень быстро, так как я все время был занят препарированием материалов, собранных летом. В конце марта 1885 года снег так быстро исчез с открытых склонов, что я смог приступить к переворачиванию камней и очень скоро нашел несколько маленьких перезимовавших гусениц медведицы Dionychopus Niveus Men. и очень много маленьких жужелиц. В начале апреля я начал поиски в сухой листве. Гусениц, куколок и жуков было довольно мало, зато я обнаружил много земляных улиток и среди них четыре новых вида (Helix Einetonflata Mousson, Helix Graeseri Mous., Pupa denutata Mous. и Diplommata amurensis Mous.) Несмотря на то, что апрель был прохладным и дождливым, первые людорфии Luehdorfia Puziloi Ersch. полетели уже 20 апреля, а 30 числа я нашел 26 экземпляров этого вида. 12 мая уже начали летать бабочки весеннего поколения хвостоносца Маака Papilio Raddei Brem. и их было намного больше, чем под Хабаровкой. В конечном счете, собранный весной этого года во Владивостоке материал не оправдал моих ожиданий. Но после нескольких дней удачных сборов 1881 года господин Дикман и я все же надеялись на благоприятные результаты.

В начале года между Россией и Англией вполне могла разразиться война. В связи с этим были приняты определенные меры, что сделало невозможным реализацию моих целей. Отовсюду, особенно с Уссури, сюда были стянуты войска. Военные разбивали себе лагеря в разных местах леса, вырубая или просто выжигая просеки. В случае поражения России в войне, легко могло бы произойти следующее. Английские военные корабли из Гонконга пришли бы во Владивосток, и подвергли этот совершенно открытый город бомбардировке. Предвидя такую возможность, власти начали строительство лагеря барачного типа, который решили поставить в районе так называемой Первой речки, в 4 верстах от ее устья и в 7 верстах от Владивостока. Это место со всех сторон было защищено высокими горами и в случае нападения на город в лагере могли бы укрыться жители, в первую очередь женщины и дети. В 3-4 верстах от города была замечательная долина [Первой речки]. Во время моего пребывания здесь в 1881 году это было очень благоприятное место для лова бабочек. Сейчас, в 1885 году, эта местность уже не подходила для моих целей. К барачному лагерю через всю долину тянулась широкая дорога. Лес вокруг был почти полностью выжжен, чтобы хищные звери, обитающие здесь, не могли подобраться к лагерю. Климатические условия во Владивостоке в этом году были для меня не очень благоприятны. Постоянный ветер с моря, часто переходящий в штормовой, а также густой туман все время затрудняли мою работу. Сборы сделались практически невозможными из-за сильной жары и влажности в июле и августе. Часто на следующее утро обувь покрывалась зеленой плесенью. Она пробралась даже в ящики с гусеницами и куколками и нанесла материалу большой ущерб. В результате из 300 гусениц павлиноглазки Буадюваля Saturnia Boisduvalii Ev., собранных мною с большим старанием, окуклились только 80, из 250 гусениц Papilio Maackii Men. появилось только 68 ночных бабочек. Многие гусеницы были заражены личинками паразитических перепончатокрылых.

С 1 по 31 мая наступили чудесные дни, без туманов, солнечные и безветренные. Хотелось бы отметить, что энтомологическую фауну этого южного региона можно сравнить с фауной Среднего и расположенного севернее на 10 градусов, имеющего более континентальный климат Верхнего Амура. Такие роды как: парусник Parnassius, желтушка Colias, хвостатка Thecla, голубянка Polyommatus, червонец Lycaena, пеструшка Neptis, шашечница Melitaea, перламутровка Argynnis, чернушка Erebia, бархатница Oeneis и краеглазка Pararge,  в большом количестве видов обитающие на Амуре, под Владивостоком, напротив, очень немногочисленны или вообще не представлены. Совершенно не понятно также, почему бесчисленные в районе рек Уссури и Суйфун дневные бабочки, которых можно увидеть даже на острове Аскольд, где такой же климат, как во Владивостоке, совершенно отсутствуютна побережье, а если и есть, то являются большой редкостью. Кроме того, разноусые ночные бабочки были представлены в этом году гораздо беднее, чем я ожидал. Так, среди других, в июне 1881 года на елях во множестве можно было найти маленьких гусениц прекрасного розового шелкопряда Psilura Aurora Butl. Тогда я взял их с собой в Николаевск очень много, а сейчас нельзя было найти ни одного экземпляра. Также и павлиноглазка Диана Saturnia Fugax Butl. Если осенью 1884 года я наблюдал в большом количестве пустые коконы этой бабочки, то сейчас ее не было здесь вообще. Терпимым можно назвать  результат сборов ночных бабочек. Ночной лов проводился даже во время дождя и тумана, в ветреную погоду. Но самый богатый материал был собран когда наступили ночи, благоприятные для сборов. Особенно удачным оказался лов на яблочную и медовую приманки, когда я поймал очень много бабочек Lagoptera elegans. Необычно было наблюдать и даже бросалось в глаза, что бабочки именно этого вида летели, в основном, на подвешенные приманки, особенно во время полнолуния. В конце лета и осенью сборы гусениц были довольно результативны, особенно таких как бражники, павлиноглазки и совки. До моего отъезда я собрал около 2000 очень ценных куколок, среди них: 30 Papilio v. Xuthulus Brem., 230 Papilio v. Raddei Brem., 8 Luehdorfia Puziloi Ersch., 62 Kentrochrysalis Streckeri Stg., 45 Pseudosphinx Inexacta Walk., 90 Smerinthus Dissimilis Brem., 8 Smerinthus Argus Men., 4 Smerinthus Tremulae Tr., 9 Smerinthus Christophi Stg., 52 Smerinthus Jankowskii Obert., 9 Macroglossa Affinis Brem., 29 Brahmea Lunulata Brem., 48 Saturnia Artemis Brem., 156 Mira Christophi Stg., 6 Trabala Cristata Butl., 320 Phalera Andraeas Obert., 160 Lophopteryx Hoegei Graes. и многие другие. Ни в каком другом месте я еще не добивался такого успеха. К сожалению, все они погибли.

Господин Дикман и я договаривались, что мое путешествие займет в общей сложности три года. Но прошло почти пять лет, прежде чем я собрался отправиться обратно в Европу. У меня уже не было времени ждать выхода бабочек из куколок во Владивостоке. Кроме того, я считал нецелесообразным брать их с собой на корабль, так как мне приходилось пересекать тропики, а позже холодные зоны. Перемены климата привели бы к гибели всего материала. По моему твердому убеждению, всех без исключения куколок нужно было оставить во Владивостоке, чтобы потом, при  открытии зимнего почтового сообщения, отправить их через всю страну в Европу. С этой целью я упаковал куколок, обложив их несколькими слоями мха в три ящика, в которых были проделаны отверстия для воздуха. Ящики пришли в Гамбург вскрытыми, содержимое их было основательно перерыто. За небольшим исключением, все куколки погибли. Я думаю, что это, в первую очередь, связано с тем, что в течение двух месяцев путешествия в условиях холодной зимы ящики транспортировались то на одних санях, то на других, долго стояли на почтовых станциях. Из-за вскрытия и безжалостного потрошения содержимого ящиков на российской границе многие куколки погибли, некоторое их количество было раздавлено и, склеившись со мхом, образовало твердые комки. Если бы я мог предвидеть такой ужасный результат, то остался бы лучше во Владивостоке до начала 1886 года и дождался бы последней стадии развития всех собранных экземпляров.

28 ноября на борту русского парохода "Кострома" я отплыл из Владивостока. 2 декабря мы прибыли в Нагасаки, и до 8 декабря корабль простоял в доке. Большую часть времени я провел на берегу. В энтомологическом плане я обнаружил на садовой ограде множество ползающих гусениц парусника Ксута Papilio Xuthulus Brem. Во время экскурсии в город Топец на стволах хвойных деревьев я заметил в большом количестве личинок, похожих на гусениц соснового коконопряда, возможно Lasiocampa excellens Butl. 17 и 18 декабря мы были в Сингапуре, а с 25 по 27 декабря в Коломбо на Цейлоне. 12 января мы достигли Порт-Саида, а 17 января - Одессы, откуда я отправился в Гамбург по железной дороге.